П.Сорокин внес большой вклад и в теорию социального пространства. Он сводил его к народонаселению Земли, к системе социальных отношений индивидов, групп, популяций, составляющих его координаты. Если евклидово пространство трехмерно, то социальное - многомерно, т.е. имеет больше трех измерений. Он различал его стратификационные (экономические, политические, профессиональные) параметры.

Стратификация - дифференциация некой данной совокупности людей (населения) на классы в иерархическом ранге

Исторический процесс Сорокин рассматривал как циклическую смену основных типов культуры, в основе которых интегрированная сфера ценностей, символов. Символы, знаки (книги, картины, иконы, и др.) служат не непосредственному изменению ре­альности, а изменению наших представлений о мире. Они воздействуют на наше сознание, стремления, цели, и через них, опосредованно, воздействуют на отличную от сознания реальность.

Сорокин исходит из понимания человека как активного субъекта действия , делая акцент на взаимодействии как модели социокультурных явлений.

Толкотт Парсонс разработал общую теорию действия и, в частности, социального действия как самоорганизующейся системы. Парсонс аналитически вычленяет подсистемы социальной структуры, культуры, личности . Ориентации действующего лица (актора) описываются при этом с помощью набора стандартных (типовых) переменных. Этот теоретический язык Парсонс использовал для описания систем экономики, политики, права, религии, образования, для анализа семьи, больницы (и, в частности, психбольницы), школьного класса, университета, искусства, масс-медиа, сексуальных, расовых и национальных отношений, социальных отклонений, а позднее - для построения неоэволюционистской сравнительной социологии различных обществ, вовлеченных и продолжающих вовлекаться в универсальный процесс модернизации . Парсонс и его теория (ее называют структурным функционализмом или теорией действия) имели решающее значение для становления социологии в качестве академической дисциплины.

Социокультурный подход связывает цивилизационный и формационный подходы в единое целое.

· цивилизационный подход, как наиболее масштабный, схватывает устойчивые компоненты человеческой истории (антропологические, этнические, культурные),

· формационный подход концентрирует внимание на более изменчивых (социальных, личностных) структурах, то социокультурный подход выясняет сопряжение устойчивого и изменчивого (личности и общества, культуры и социальности).

Наверное, самое масштабное исследование социально-политических изменений в новую эпоху было проведено Мануэлем Кастельсом в книге «Информационная эпоха». Справедливо полагая, что информация имеет значение для любого исторического периода, Кастельс для обозначения новой эпохи вводит понятие «информационального общества», указывающего на «атрибут специфической формы социальной организации, в которой благодаря новым технологическим условиям, возникающим в данный исторический период, генерирование, обработка и передача информации стали фундаментальными источниками производительности и власти ».

Кастельс считает, что экономика нового этапа в развитии человечества является более капиталистической, чем любая другая экономика в истории и даже вводит новый термин «информациональный капитализм»: «новая система характеризуется тенденцией возрастания социального неравенства и поляризации ».

Информациональное общество, по мнению Кастельса, имеет сетевую структуру, причем в качестве еще одного типа собственника выступает «коллективный капиталист» , владеющий капиталом посредством «глобальных финансовых рынков». В свою очередь «коллективный капиталист» использует труд «коллективного работника» , постоянно теряющего и находящего работу, «циркулируя между различными источниками занятости (которая носит главным образом случайный характер)». Фактически Кастельс описывает общество, по-прежнему построенное на противоречии между трудом и капиталом, но с использованием достижений современных информационных технологий. Антагонизмы общественных отношений, облаченные в информационные технологии, приводят, по мнению Кастельса, к появлению и «расширению цифрового разрыва , разрыва, который в конечном итоге может вовлечь мир в череду многомерных кризисов» .

Американский социолог, испанского происхождения Мануэль Кастельс представил свой главный и важнейший труд в трех томах. Первый называется «Подъем сетевого общества», второй – «Власть идентичности, а третий – «Конец тысячелетия». Кастельс показывает особенности перехода к «информационной эпохе», главной чертой которой становятся сети, связывающие между собой людей, институты и государства. Это вызывает множество последствий, где самое значительное – возможное углубление разрыва между возрастающей глобальной деятельностью и обострившимся социальным разделением. Кастельс исследует две стороны этого вопроса: способы, которыми глобализация усиливает интеграцию людей, экономических и социальных процессов; процессы фрагментации и дизинтеграции, которые также связаны с глобализацией. По Кастельсу начало информационной эпохи восходит к 1970-м годам, к капиталистическому кризису (конец так называемого послевоенного устройства). Кризис ускорил реструктуризацию экономики, и получилось так, что этот процесс совпал с появлением явления, который Кастельс назвал «информационный способ развития». Развитие сетевого общества не означает смерть национальных государств. Имеется тенденция ослабления и роста зависимости от международных процессов, однако роль государств все равно будет значительной. Новейшее международное разделение труда может быть различным, но общее направление его имеет четыре варианта: производители высокой стоимости (основанной на информационном труде); производители больших объемов (основанных на невысокой стоимости труда); производители сырья (имеющего своей основой природные ресурсы); избыточные производители (пользующиеся обесцененным трудом). Важнейшее место в книге занимает понятие «сетевого общества». Основным противоречием (и соответственно движущей силой развития) формирующегося нового общества, основанного на сетевых структурах, является противоречие между глобализацией мира и идентичностью (самобытностью) конкретного сообщества. Кастельс, опираясь на концепцию французского социолога Алена Турена, вводит понятия «идентичность сопротивления» и «идентичность, устремленная в будущее». В обществе сетевых структур наряду с государством, глобальными сетями и индивидуумами существуют сообщества, которые объединяются вокруг идентичности сопротивления. Это сопротивление направлено против основной тенденции развития современного общества – глобализации. Важной чертой этих сообществ является минимальная включенность в структуры традиционного гражданского общества и их, в большей части, протестный характер. Однако, в перспективе, часть из этих сообществ от сопротивления сможет перейти к идентичности, устремленной в будущее и тем самым будет способна создать нечто подобное «новому гражданскому обществу» и новому государству. «Новая идентичность, устремленная в будущее, подчеркивает Кастельс, возникает не из былой идентичности гражданского общества, которой характеризовалась индустриальная эпоха, а из развития сегодняшней идентичности сопротивления». Кастельс приводит основные группы сообществ, которые, по его мнению, могут через идентичность сопротивления перейти к идентичности, устремленной в будущее и тем самым способствовать преобразованию общества в целом с одновременным сохранением ценностей сопротивления интересам глобальных потоков капитала и информации. Это, прежде всего, религиозные, национальные и территориальные сообщества. Кастельс подчеркивает необходимость учета этнического фактора, который выступает в качестве важного компонента, как угнетения, так и освобождения и привлекается в поддержку других форм идентичности (самобытности) сообществ (религиозной, национальной, территориальной). Территориальная идентичность и рост ее общемировой активности ведет к возвращению на историческую сцену «города-государства», как характерной черты века глобализации. Женские сообщества и движения экологистов также, по мнению Кастельса, имеют потенциал для формирования идентичности, устремленной в будущее. Признаком соответствия этих сообществ новой архитектуре сетевого общества является их сетевая, децентрализованная форма организации и самоорганизующиеся системы циркулирования информации внутри сообщества. Именно этот децентрализованный, неуловимый характер сетевых структур социальных изменений, заключает Кастельс, столь затрудняет восприятие и идентификацию новой идентичности, устремленной в будущее, которая складывается сегодня. Развиваемая в книге теория информационального общества, в отличие от концепции глобальной/информациональной экономики, включает рассмотрение культурной/исторической специфики. Автор особо отмечает, что одной из ключевых черт информационального общества является специфическая форма социальной организации, в которой благодаря новым технологическим условиям, возникающим в данный исторический период, генерирование, обработка и передача информации стали фундаментальными источниками производительности и власти. В этом обществе социальные и технологические формы данной социальной организации пронизывают все сферы деятельности, начиная от доминантных (в экономической системе) и кончая объектами и обычаями повседневной жизни. Новое информациональное общество (как и любое другое новое общество), по Кастельсу, возникает, "когда (и если) наблюдается структурная реорганизация в производственных отношениях, отношениях власти и отношениях опыта. Эти преобразования приводят к одинаково значительным модификациям общественных форм пространства и времени и к возникновению новой культуры" (с. 496). И автор детально рассматривает изменения в повседневной культуре, городской жизни, природе времени, мировой политике. В своем третьем томе «Конец тысячелетия», как можно догадаться из названия, автор пытается предугадать какими будут мировые сообщества и страны. В частности, М. Кастельс особое внимание уделяет России – наследнице СССР. Автор считает, что, несмотря на то что Россия вступила в рыночные отношения совсем недавно, в конечном счете Россия успешно инкорпорируется в глобальную экономику. При этом он принимает в расчет образованное население, сильную научную базу, громадные запасы энергии и природных ресурсов. Он твердо убежден, что неизбежно "возрождение могущества России не только как ядерной сверхдержавы, но и как сильной нации, не желающей более терпеть унижения"

Согласно Кастельсу, социальная структура сетевого общества основана на новой экономике. Хотя эта экономика является капиталистической, она представляет собой новую разновидность информационного и глобального капитализма. Важнейшими источниками производительности и конкурентоспособности в такой экономике становятся знания и информация. Процесс производства зависит от доступа к информационным технологиям, а также от качества человеческих ресурсов и их способности управлять новыми информационными системами. Все центры экономической активности оказываются тесно взаимосвязанными и зависят от глобальных финансовых рынков и международной торговли. В целом новая экономика организована вокруг информационных сетей, не имеющих единого центра, и опирается на постоянное взаимодействие между узлами этих сетей.

В целом Кастельс характеризует сетевое общество как расширяющуюся систему, проникающую различными путями и с разной интенсивностью во все регионы мира. Он рассматривает различные формы взаимодействия сетевых структур с ранее существовавшими социальными структурами. В этой связи особое внимание Кастельс уделяет анализу вхождения постсоветской России в информационную эпоху.

Пространство потоков Поскольку информационные потоки начинают играть центральную роль в организации современного общества, регионы и локалии, имеющие серьезное значение, «оказываются интегрированными в международные сети, связывающие воедино самые динамичные секторы», Кастельс подчеркивает, что регионы и локалии имеют значение, но он же утверждает, что мы переживаем время «географической разъединенности», которая дезорганизует установившиеся связи. Новая «среда инноваций» будет определять, какому региону развиваться, а какому приходить в упадок, но все они будут входить в сетевое общество.Города, главным образом те из них, которые стали «узловыми точками» более широких сетей, приобретают особое значение и имеют особые характеристики. Утверждая, что «глобальный город - это не место, а процесс», обеспечивающий протекание Потоков информации, Кастельс обосновывает свою точку зрения тем, что мегаполисы (Лондон или Бомбей) выступают «двигателями развития», которые одновременно и «глобально связаны, и локально разобщены, географически и социально», что совершенного очевидно для каждого, кроме самого ненаблюдательного туриста. Кастельс обсуждает также увлекательную тему «доминирующих управленческих элит», которые играют ключевую роль в сетях. Это космополиты, и в то же время они должны поддерживать локальные связи, чтобы не утратить единства с группой, что порождает серьезное физиологическое напряжение. У этих людей глобальные связи и единый образ жизни (одного типа отели, одного типа времяпрепровождение), и, что характерно для всех них, они стремятся отделить себя от города, в котором живут, нередко используя технологические системы, чтобы изолировать себя от «опасных классов», проживающих по соседству. Пространство потоков не пронизывает всю область человеческого опыта в сетевом обществе. В самом деле, подавляющее большинство людей, как в развитых, так и в традиционных обществах, живут в конкретных местах и воспринимают свое пространство как пространство мест. Место - это территория, форма, функция и значение которой содержатся в границах физической близости.

Сетевое общество создает новую темпоральность, которую Кастельс называет "вневременное время", порождаемое попытками информационных сетей аннигилировать время. Пространство потоков придает новую форму времени. "Вневременное время, как я назвал господствующую темпоральность нашего общества, возникает, когда характеристики сетевого общества порождают систематическую пертурбацию в порядке следований явлений… Устранение очередности создает недифференцированное время, которое равнозначно вечности… Секундные трансакции капитала, гибкое предпринимательство, варьируемое рабочее время жизни, размывание жизненного цикла… суть фундаментальные явления, характерные для сетевого общества… Фактически, большинство людей и большинство мест в нашем мире живут в другой темпоральности". Однако, при всех своих достоинствах, концепция времени Кастельса страдает, во-первых, определенной фантастичностью и утопичностью, а во-вторых, отсутствием конструктивных параметров социального пространства-времени сетевого общества.Вводя понятие вневременного времени, Кастельс апеллирует к хорошо известным аргументам о сжатии времени-пространства в современном мире, которое было введено в обиход широкой публики Энтони Гидденсом и главным образом Давидом Харвеем, чтобы подчеркнуть, что сетевое общество пытается создать «вечную вселенную», в которой временные ограничения будут все больше и больше сниматься. Кастельс убедительно показывает, как манипулируют временем «электронно управляемые глобальные рынки капитала» и как это отражается на рабочем времени, на которое также оказывается воздействие («гибкий график») в целях максимально эффективного использования.

Кроме того, сетевое общество ведет к «размыванию образов жизни», и характерной чертой этого процесса становится «слом ритмичности», причем в такой степени, что манипулированию подвергаются биологические фазы жизни человека.

Власть идентичности Во втором томе The Informational Age от создания сетевого общества и сопровождающих его интегрирующих и фрагментирую-щих тенденций Кастельс переходит к рассмотрению коллективных идентичностей. Центральным предметом этого рассмотрения становятся социальные движения; по Кастельсу, это - «целенаправленные коллективные действия, [которые] трансформируют ценности и институты общества» и дают человеку главные элементы его идентичности. Другими словами, в этой книге рассматривается политика и социология жизни в современном мире. Идентичности возникают в действии, и, таким образом, сетевое общество порождает движения сопротивления и даже движения проектной идентичности. Движения, ориентированные на проект, Кастельс рассматривает на примере экологического и феминистского движений, которые уже имеют и, несомненно, будут иметь огромное влияние. Следует отметить, что эти движения нельзя рассматривать только как реакцию на стрессы и перегрузки «информационной эпохи»,поскольку все они пользуются теми средствами, которые им представляет сетевое общество для собственных организационных нужд и распространения своих идей.

Новые формы стратификации Кастельс полагает, что сетевое общество опрокидывает прежние формы стратификации, с самого своего зарождения принося новые формы неравенства. В глобальном масштабе информационная эпоха породила системный капитализм, при котором отсутствует класс капиталистов. Стоит подробнее сказать о стратификации при информациональном капитализме, поскольку проявления ее сложны, а последствия неоднозначны. С возникновением новых форм стратификации наступают перемены во властных отношениях, распределении ресурсов и перспективах на будущее. Более того, разделительная линия между трудом и капиталом, которая служила основой политических отношений (и много другого) до самых последних лет XX в., по всей видимости, размывается.Вместо капитализма, управляемого правящим классом, имеем капитализм без класса капиталистов. За функционирование капитализма теперь несет ответственность ориентированный на сети и экспертный «информациональный» труд. Эта группа работников стала ключевой силой в обществе, она отвечает практически за все - от создания технологий, управления изменениями в корпорациях до требования законодательных реформ. Напротив, при информациональном капитализме число рабочих физического труда (по Кастельсу, «работников общего типа») все более сокращается и они все хуже ощущают себя. Они постоянно подвергаются угрозе из-за своей негибкости, которая не позволяет им приспосабливаться к переменам, а также из-за информационального труда, который, будучи новаторской, производящей богатство силой, вынуждает их к переменам. Эти «работники общего типа», обычно мужчины, и есть то, что социологи (да и многие другие) идентифицируют с рабочим классом, дни которого соответственно сочтены. Главный социальный раскол проходит именно здесь: неквалифицированная и плохо подготовленная рабочая сила оказывается на задворках информационального капитализма. В лучшем случае эти люди находят низкооплачиваемую и непостоянную работу, в худшем - оказываются на периферии организованной преступности.В новом мире информациональный труд становится основным производителем стоимости, тогда как рабочий класс находится в упадке, поскольку не способен к быстрым переменам, чтобы держать темп. Если употребить расхожую терминологию, ему не хватает гибкости. В результате политика отворачивается от класса, который окончательно увяз в трясине национальных государств (другое дело - почему он оказывается бессильным в глобализованном мире), и обращается к таким социальным движениям, как феминистские, этнические и экологические. Эти движения гораздо шире, чем традиционные классовые, они апеллируют к различным образам жизни и ценностям своих сторонников. Они тоже глубоко пронизаны информациональным трудом того или иного типа. Вспомните, например, «Международную амнистию», «Гринпис» или «Друзей Земли». Каждое из этих движений имеет глобальные сети, компьютеризированные членские списки и высокообразованных, научно подготовленных и владеющих медиатехнологиями сотрудников и сторонников. Существует, как утверждает Кастельс, «безликий коллективный капиталист», но это не какой-либо определенный класс, а например, постоянные биржевые и валютные торги, где остается мало вероятности выйти за пределы капиталистического предпринимательства. И все же функционеры этой системы являются не капиталистами-собственниками, а скорее информациональными работниками, которые становятся игроками первого состава. По этому сценарию бухгалтеры, системные аналитики, финансисты, инвесторы, рекламщики и т.д. обеспечивают функционирование нынешнего капитализма. Кастельс, однако, утверждает, что «великих конструкторов» не существует, поскольку движущая сила встроена в саму систему, и сеть значит больше, чем любой человек или даже организованная группа. Кроме того, следует подчеркнуть, чтоэти люди занимают свои позиции не потому, что являются собственниками капитала, а только лишь благодаря своим экспертным знаниям. Иначе говоря, они информациональные работники того или иного типа, и они возвещают конец как старомодного класса собственников, так и рабочего класса.И, наконец, у нас остаются необученные и бесполезные для информационального капитализма люди, которых Кастельс относит к «четвертому миру» и для которых не остается никаких ролей, потому что у них нет ресурсов и навыков, которые потребовались бы глобализованному капитализму. Таким образом, информациональный труд - тот материал, который скрепляет информациональный капитализм. Как уже было отмечено, он перехватил власть у старомодных капиталистических классов, поскольку владение капиталом уже не обеспечивает первых ролей в современном мире. Те, кто сейчас направляет деятельность компаний, должны обладать информационными навыками, которые дают возможность сохранять жизнеспособность в условиях постоянных перемен и полной неопределенности. Такое прославление информационального труда сильно напоминает старую идею меритократии, когда успех достигается не за счет унаследованных преимуществ, а за счет способностей и усилий, приложенных во время обучения. Судя по всему, информациональный труд, вне зависимости от конкретной специальности, требует хорошего образования. Университеты проявляют желание прививать студентам «конвертируемые навыки», чтобы, окончив учебное заведение, они могли удовлетворить любые запросы работодателей. В число таких «конвертируемых навыков» входит способность к общению, работа в команде, умение разрешать проблемы, адаптивность, готовность «учиться всю жизнь» и т.д.

Постструктурализм М. Фуко

Мишель Поль Фуко (1926-1984) - один из наиболее значительных мыслителей XX в.

Постструктурализм стремится преодолеть неисторизм ряда философских школ, выявить и проанализировать противоречия, возникающие в ходе познания человека и общества с помощью языковых структур. Так, Р.Барт рассматривает проблемы анализа языка как «бытия смыслов», текста как пространства, в котором спорят разные (враждебные) виды письма и языка. М. Фуко говорит о свободе человека как понимании и использовании языка (довлеющей структуры). В европейской истории он вычленяет 3 эпистемы, основывающиеся на соотношении «слов» и «вещей» и перипетий языка в культуре. Лакан анализирует культуру сквозь призму бессознательного, развивая мысль о сходстве или аналогии между структурами языка и механизмами действия бессознательного. Основными понятиями постструктурализма становятся «децентрация» (выявление и разоблачение основных оппозиций в разных областях социальной жизни: например, центр – периферия, власть – подчинение), «детерриторизация» (ориентация на поиск свободных социальных пространств, находящихся вне контроля власти, т.е. материальных зон бытия человека и культуры), а так же «деконструкуция» (интеллектуальная стратегия, позволяющая обнаружить репрессивную логику государства и власти в любых социокультурных феноменах, представленных как текст). Постструктурализм в своей проблематике и внимании к анализу языковой и текстовой реальности сближается с философствованием постмодернизма.

Представители антисциентистской идеологии выдвигают тезис о кризисе науки, который, как они считают, наиболее ярко проявляется в том, что наука перестает играть доминирующую роль в культуре современного общества, и что она отодвигается на периферию общественного сознания. Данный подход к рассмотрению альтернативных вариантов дальнейшего развития общества присутствует в целом ряде концепций, подчеркивающих социокультурную противоречивость результатов научных исследований и акцентирующих внимание на «дефектах» современной науки.Новым этапом в развитии антисциентизма, который становится широкой социокультурной ориентацией, является постмодернизм. Его представители Ж. Деррида, Ж-Ф. Лиотар, М. Фуко и др. в своих концепциях выражают отрицательное отношение к процессу научного мышления. Многообразные диспропорции и противоречия, возникающие в развитии современной техногенной цивилизации, отражаются в работах Т. Адорно, Д. Белла, Г. Маркузе, X. Ортега-и-Гассета, О. Тоффлера, М. Хоркхаймера, Ж. Эллюля и др.Антисциентизм как социокультурная установка является антиподом сциентизма. Стремительный рост научно-технического прогресса в Х1Х-ХХ вв. привел к становлению определенной социокультурной ориентации, которую принято обозначать как сциентизм. Сциентизм утверждает, что наука является единственным видом производства достоверного и объективного знания и что на ее основе можно решить не только социальные, но и духовные проблемы современного общества. Развивая основные положения рационализма Нового времени, сциентизм выражается в концепциях позитивизма, марксизма, неопозитивизма, прагматизма, а также в современных технократических концепциях. Для представителей последних характерным является отождествление общественного и научно-технического прогресса. В дальнейшем разновидности данных сциентистских настроений постоянно менялись. Впоследствии они стали основой различных течений индустриального, постиндустриального, информационного обществ, которые сменялись на волнах общественного интереса во второй половине прошлого века. Сторонники данных общественно-политических течений предполагали, что с помощью внедрения научных инноваций и новой техники будут навсегда разрешены острейшие социальные противоречия современного общества. Идейными истоками антисциентизма, несомненно, являлись антипрогрессизм и иррационализм. К. Ясперс главной особенностью современной науки считал то, что ее самосознание обусловливается идеей прогрессивного развития, которое понимается как увеличение потенциала преобразовательной деятельности человека, направленной вовне - на покорение окружающей природы и преобразование общественной жизни.

М. Кастельс наблюдает и анализирует процесс перехода человеческого общества в информациональную эпоху. Этот переход основан на революции в информационных технологиях, которая в 1970-х годах заложила основу для новой технологической системы, получившей распространение по всему миру. Произошли изменения в материальных технологиях, социальных и экономических структурах: относительно жесткие и вертикально-ориентированные институты замещаются гибкими и горизонтально-ориентированными сетями, через которые осуществляется власть и обмен ресурсами. Для М. Кастельса формирование международных деловых и культурных сетей и развитие информационной технологии - явления неразрывно связанные и взаимозависимые. Все сферы жизни, начиная с геополитики крупных национальных государств и заканчивая повседневностью обычных людей, меняются, оказываясь помещенными в информационное пространство и глобальные сети.

Революция в информационной технологии является «отправным пунктом в анализе сложностей становления новой экономики, общества и культуры». М. Кастельс подчеркивает, что «технология есть общество, и общество не может быть понято или описано без его технологических инструментов». Однако М. Кастельс не принимает точку зрения ортодоксального марксизма, и говорит о том, что технология вовсе не детерминирует историческую эволюцию и социальные изменения. По М. Кастельсу, технология является ресурсным потенциалом развития общества. Общество при этом в значительной степени свободно в принятии решений о пути своего движения. Для подтверждения своей позиции, касающейся роли технологии в социальных изменениях, автор обращается к истории развития компьютерной отрасли в США. Согласно Кастельсу, изобретение персонального компьютера и последующая массовизация пользователей не были жестко предопределены технологическими законами: концентрация контроля за развитием компьютерной технологии в руках крупных корпораций (IBM) и правительства. При таком пути развития общества постепенно нарастают тоталитарные тенденции всеобщего надзора, расширяются властные возможности правительства, вооруженного компьютерными технологиями, и общество всё в большей степени начинает двигаться к модели. На рубеже 50-60-х опасность монополизации технологии была вполне реальной, однако внешние причины (возникшие социальные движения, расцвет контркультуры, глубокие либеральные и демократические традиции) постепенно свели ее к минимуму.

Наряду с производством и опытом, третьим важным фактором, влияющим на организацию человеческой деятельности, является. В становящемся обществе фактор производства, под которым подразумевается развитие компьютерных технологий, оказывает доминирующее влияние как на отношения власти, так и на культуру.

По мнению М. Кастельса, информация и обмен информацией сопровождали развитие цивилизации на протяжении всей истории человечества и имели большую значимость во всех обществах. В то же время зарождающееся «информациональное общество» строится таким образом, что «обработка и передача информации стали фундаментальными источниками производительности и власти». Одной из ключевых черт информационального общества является сетевая логика его базовой структуры. К тому же информациональное общество развивается на фоне ускоряющихся и противоречивых процессов глобализации, процессов, затрагивающих все точки земного шара, вовлекая или исключая из общего социального, символического и экономического обмена.

Используя обширный теоретический, статистический, эмпирический материал, основываясь на собственном опыте и наблюдениях, апеллируя к мнению ученых, признанных экспертов в своих областях, М. Кастельс предлагает «некоторые элементы исследовательской кросс культурной теории экономики и общества в информационную эпоху, конкретно говорящей о возникновении социальной структуры».

Информационные технологии определяют картину настоящего и в еще большей мере будут определять картину будущего. В связи с этим М. Кастельс придает особое значение исследованию того, как развивались эти технологии в послевоенный период. В информационные технологии М. Кастельс включает «совокупность технологий в микроэлектронике, создании вычислительной техники (машин и программного обеспечения), телекоммуникации/вещании и оптико-электронной промышленности». Таким образом, ядро трансформаций, которые переживает современный мир, связано с технологиями обработки информации и коммуникацией. М. Кастельс предлагает социологическое описание и понимание основных моментов истории становления подобного рода технологий, уделяя много внимания роли Силиконовой долины в развитии компьютерной индустрии.

М. Кастельс очерчивает границы информационно-технологической парадигмы, имеющей несколько главных черт. Во-первых, информация в рамках предлагаемой парадигмы является сырьем технологии и, следовательно, в первую очередь технология воздействует на информацию, но никак не наоборот. Во-вторых, эффекты новых технологий охватывают все виды человеческой деятельности. В-третьих, информационная технология инициирует сетевую логику изменений социальной системы. В-четвертых, информационно-технологическая парадигма основана на гибкости, когда способность к реконфигурации становится «решающей чертой в обществе». В-пятых, важной характеристикой информационно-технологической парадигмы становится конвергенция конкретных технологий в высоко интегрированной системе, когда, например, микроэлектроника, телекоммуникации, оптическая электроника и компьютеры интегрированы в информационные системы. Взятые все вместе характеристики информационно-технологической парадигмы являются фундаментом информационального общества.

Для М. Кастельса глобализация связана, прежде всего, с глобализацией экономики. Понятие «глобальная экономика» в трактовке М. Кастельса означает, что «основные виды экономической деятельности (производство, потребление и циркуляция товаров и услуг), а также их составляющие (капитал, труд, сырье, управление, информация, технология, рынки) организуются в глобальном масштабе, непосредственно либо с использованием разветвленной сети, связывающей экономических агентов». Глобальная экономика - это экономика, способная работать как единая система в режиме реального времени в масштабе всей планеты. М. Кастельс исследует причины возникновения, перспективы и ограничения развития глобальной экономики. В своем исследовании процесса глобализации теоретик обращается к социоэкономическому анализу места различных регионов в глобальном экономическом и информационном пространстве. Согласно М. Кастельсу процесс глобализации не столь однозначен: некоторые регионы (например, Тихоокеанский) активно вовлекаются в глобальный экономический обмен, и одновременно другие крупные регионы (Африка) исключаются из глобальной системы.

Деловое предприятие, включенное в сетевые обмены, становится основным фактором информациональной экономики. М. Кастельс подробно исследует трансформации организационной структуры капиталистического предприятия. М. Кастельс полагает, что в 1970-е годы начались качественные изменения в организации производства и рынков в глобальной экономике. Эти изменения происходили под воздействием как минимум трех факторов. Конечно, первым фактором социолог считает достижения информационной технологии, вторым - необходимость деловых организаций реагировать на всё более неопределенную быстроменяющуюся внешнюю среду, наконец, в качестве третьего фактора выступает пересмотр трудовых отношений, предусматривающий экономию трудовых затрат и введение автоматизированных рабочих мест. М. Кастельс рассматривает изменения в производстве и управлении предприятием, направленные на создание гибкой организационной структуры, способной участвовать в сетевых межфирменных обменах. В связи с этим для М. Кастельса показательным является обзор организационной структуры бизнеса в Юго-Восточной Азии. Корпоративные конгломераты Японии («kabushiki mochiai»), Южной Кореи («чеболы»), Китая (jiazuqiye) служат примером эффективной работы межфирменных деловых сетей. М. Кастельс делает вывод о том, что традиционный подход к организации как автономному агенту рыночной экономики должен быть заменен «концепцией возникновения международных сетей фирм и субъединиц фирм как базовой организационной формы информационально-глобальной экономики». М. Кастельс выделяет сети поставщиков, сети производителей, потребительские сети, коалиции по стандартам (инициируются теми, кто устанавливает глобальные стандарты на товары и информацию), сети технологической кооперации (способствуют совместным разработкам в области НИОКР).

М. Кастельс отмечает, что изменения в организационной структуре деловых предприятий не ограничиваются трансформацией ресурсных потоков и межорганизационными обменами: эти изменения влияют на характеристики индивидуального рабочего места, а, следовательно, касаются большинства трудоспособного населения. Используя обширный статистический и историографический материал, М. Кастельс приходит к нескольким обобщениям, которые относятся к трансформации занятости на пороге информационального общества. Он полагает, что «не существует систематического структурного соотношения между распространением информационных технологий и эволюцией уровня занятости в целом по экономики». Также традиционная форма работы (полный рабочий день, четко определенные должностные обязанности) медленно, но верно размывается. Таким образом, происходит индивидуализация труда в трудовом процессе.

В 60-х годах известный теоретик Маршалл Маклюэн выдвинул концепцию перехода современного общества от «галактики Гутенберга» к «галактике Маклюэна». Книгопечатание сделало печатный символ, печатное слово основной единицей информационного обмена в Западной цивилизации. Изобретение фото, кино, видеоизображения делает визуальный образ ключевой единицей новой культурной эпохи. Апофеозом «галактики Маклюэна» можно считать повсеместное распространение телевидения, изменившего не только среду массовых коммуникаций, но привычки и стиль жизни значительной части человечества. «Успех телевидения есть следствие базового инстинкта ленивой аудитории». Конечно, прослушивание радиопередач и просмотр телевизионных программ ни в коей мере не исключают других занятий. Это становится постоянно присутствующим фоном, тканью нашей жизни. Так, по мнению М. Кастельса зарождается новая культура, «культура реальной виртуальности». Реальная виртуальность - это система, в которой сама реальность (т.е. материальное/символическое существование людей) полностью схвачена и погружена в виртуальные образы, в выдуманный мир, где внешние отображения не просто находятся на экране, но сами становятся опытом.

Наряду с телевидением развитие электронных компьютерных сетей (Minitel, Internet) становится тем фактором, который можно считать формообразующим для культуры виртуальной реальности. Интернет, как и многие другие феномены современности, по праву можно считать детищем шестидесятых. История Интернет показывает, как развитие компьютерных технологий, государственные интересы и независимый дух университетов были задействованы для создания нового символического космоса. М. Кастельс педантично исследует этапы становления Интернета, т.е. его превращения из локальной компьютерной сети военного назначения в новую глобальную реальность информационной эпохи. Впрочем, М. Кастельс вовсе не считает, что Интернет «работает» только на глобализацию. Он полагает, что «компьютерная коммуникация не есть всеобщее средство коммуникации и не будет таковым в обозримом будущем». «Новые электронные средства не отделяются от традиционных культур - они их абсорбируют». При этом наблюдается широкая социальная и культурная дифференциация, ведущая к формированию специфических виртуальных сообществ. Члены этих сообществ могут быть разъединены в физическом пространстве, однако в пространстве виртуальном они могут быть также традиционны, как общины небольших городов.

М. Кастельс долгое время воспринимался в качестве социолога, занимающегося изучением проблем урбанизации и социальной структуры современного города.

М. Кастельс использует теорию сетей для анализа изменений, происходящих в городской среде информационного общества. Сетевые структуры воспроизводятся как на внутригородском уровне, так и на уровне отношений между глобальными городами. Сетевая структура не означает распадение внутригородской иерархии: в глобальных городах появляются информационно-властные узлы, которые замыкают на себе основные потоки информации, финансовых ресурсов и становятся точками принятия управленческих решений. Между этими узлами курсируют ресурсные потоки, а сами узлы находятся в беспрерывной конкуренции между собой. Глобальные узлы сосредоточены в мегаполисах, которые «представляют собой очень большие агломерации людей». Определяющей чертой мегаполисов является то, что они концентрируют административные, производственные и менеджерские высшие функции на всей планете. Мегаполисы в полной мере отражают противоречия дихотомии «глобальное-локальное»: вовлеченные в глобальные деловые и культурные сети они исключают из них местные популяции, которые становятся функционально бесполезными. М. Кастельс полагает, что маргинализация местных сообществ происходит вследствие экономической, политической и культурной экспансии мегаполисов. М. Кастельс рассматривает мегаполисы в качестве масштабных центров «глобального динамизма», культурной и политической инновации и связующих пунктов всех видов глобальных сетей. Таким образом, М. Кастельс дает рельефное описание процессов, происходящих в структуре городов в период перехода к информациональной эпохе.

Социальная теория пространства развивается из комбинации трех факторов: физического пространства, социального пространства и времени. По М. Кастельсу, «пространство есть выражение общества» и, также «пространство есть кристаллизованное время». С социальной точки зрения, которой придерживается и автор книги, «пространство является материальной опорой социальных практик разделения времени». Общество, то есть социальное пространство, построено вокруг потоков капитала, информации, технологий, организационного взаимодействия, изображений, звуков и символов. Под потоками М. Кастельс понимает «целенаправленные, повторяющиеся, программируемые последовательности обменов и взаимодействий между физически разъединенными позициями, которые занимают социальные факторы в экономических, политических и символических структурах общества». Таким образом, «пространство потоков есть материальная организация социальных практик в разделенном времени, работающем через потоки».

Пространство потоков видится М. Кастельсу в виде трех слоев материальной поддержки:

• - Первый слой состоит из цепи электронных импульсов, сосредоточенных в микроэлектронике, телекоммуникациях компьютерной обработке, системе вещания, высокоскоростного транспорта.
• - Второй слой состоит из узлов и коммуникационных центров, которые обеспечивают гладкое взаимодействие элементов, интегрированных в глобальные электронные сети.
• - Третий слой относится к пространственной организации доминирующих менеджерских элит, осуществляющих управленческие функции.

В дихотомии «глобальное-локальное» элиты относятся к тем, кто заинтересован в развитии глобального властного пространства, которое позволит контролировать неорганизованные локализированные народы. Элиты информационального общества могут рассматриваться как пространственно ограниченная сетевая субкультура, в которой формируется стиль жизни, позволяющий им унифицировать собственное символическое окружение по всему миру. Складывающиеся в пространстве потоков слои материальной поддержки формируют инфраструктуру того общества, которое М. Кастельс называет информациональным.

Информациональное общество меняет восприятие времени.

Е. И. Князева

Концепция «сетевого общества» является одной из составляющих целостной теории информационального общества Мануеля Кастельса, охватывающей практически все области человеческой деятельности и позволяющей оценить фундаментальные последствия революции в ин­формационных технологиях.

Данная теория является разновидностью теории информационного общества, начавшей свое развитие со второй половины 60-х годов, как модификация концепции постиндустриального общества. Пик ее попу­лярности пришелся на начало 70-х годов, когда многие исследователи согласились с выводом, что в новых условиях «культура, психология, социальная жизнь и экономика формируются под воздействием техники и электроники, особенно компьютеров и коммуникаций, производствен­ный процесс более не является основным решающим фактором перемен, влияющим на нравы, социальный строй и ценности общества» .

Кастельс не использует привычную терминологию данной теории, отмечая, что термин «информационное общество» только лишь подчер­кивает роль информации в обществе, но информация, по его мнению, в самом широком смысле, то есть как передача знаний, имела критическую важность во всех обществах, включая средневековую Европу. Термин «информациональное» указывает у него на атрибут специфической фор­мы социальной организации, в которой благодаря новым технологиче­ским условиям, возникающих в данный исторический период, генерирование, обработка и передача информации стали фундаментальными ис­точниками производительности и власти . Такой подход выде­ляет М. Кастельса из рядов приверженцев традиционной версии постин­дустриализма.

Кастельс рассматривает формирующуюся сегодня в глобальном масштабе социальную структуру как сетевое общество, важнейшей чер­той которого выступает даже не доминирование информации или знания, а изменение направления их использования, в результате чего главную роль в жизни людей обретают глобальные, сетевые структуры, вытес­няющие прежние формы личной и вещной зависимости. Кастельс под­черкивает, что он именует социальную структуру информационного века сетевым обществом потому, что «оно создано сетями производства, вла­сти и опыта, которые образуют культуру виртуальности в глобальных потоках, пересекающих время и пространство… Не все социальные из­мерения и институты следуют логике сетевого общества, подобно тому как индустриальные общества в течение долгого времени включали мно­гочисленные предындустриальные формы человеческого существования. Но все общества информационной эпохи действительно пронизаны – с различной интенсивностью – повсеместной логикой сетевого общества, чья динамичная экспансия постепенно абсорбирует и подчиняет предсу-ществовавшие социальные формы» .

Кастельс определяет сетевое общество как динамичную открытую систему, допускающую новации без утраты баланса. «Сети являются орудиями, подходящими для капиталистической экономики, основанной на обновлении, глобализации и децентрализованной концентрации; для труда рабочих и фирм, базирующихся на мобильности и адаптивности; для культуры с бесконечной деконструкцией и реконструкцией; для по­литики, направленной, к моментальной обработке ценностей и общест­венных настроений, и для социальной организации, нацеленной на по­давление пространства и уничтожение времени» .

Сеть, по определению Кастельса, – это множество взаимосвязанных узлов. Конкретное содержание каждого узла зависит от характера той конкретной сетевой структуры, о которой идет речь . К ним отно­сятся, например, рынки ценных бумаг и обслуживающие их вспомога­тельные центры, когда речь идет о сети глобальных финансовых пото­ков. К ним относятся советы министров различных европейских госу­дарств, когда речь идет о политической сетевой структуре управления Европейским союзом и т. п.

Согласно закону сетевых структур, расстояние (или интенсивность и частота взаимодействий) между двумя точками (или социальными положениями) меньше, когда обе они выступают в качестве узлов в той или иной сетевой структуре, чем когда они не принадлежат к одной и той же сети. С другой стороны, в рамках той или иной сетевой структуры пото­ки либо имеют одинаковое расстояние до узлов, либо это расстояние во­все равно нулю. Таким образом, расстояние (физическое, социальное, экономическое, политическое, культурное) до данной точки находится в промежутке значений от нуля (если речь идет о любом узле в одной и той же сети) до бесконечности (если речь идет о любой точке, находя­щейся вне этой сети). Включение в сетевые структуры или исключение из них, наряду с конфигурацией отношений между сетями, воплощаемых при помощи информационных технологий, определяет конфигурацию доминирующих процессов и функций в современных обществах .

Сети децентрализуют исполнение и распределяют принятие реше­ния. У них нет центра. Они действуют на основе бинарной логики: включение/исключение. Все, что входит в сеть, полезно и необходимо для ее существование, что не входит – не существует с точки зрения се­ти, и может быть проигнорировано или элиминировано. Если узел сети перестает выполнять полезную функцию, он отторгается ею и сеть зано­во реорганизуется. Некоторые узлы более важны, чем другие, но они все необходимы до тех пор, пока находятся в сети. Не существует системно­го доминирования узлов. Узлы усиливают свою важность посредством накопления большей информации и более эффективного ее использова­ния . Значимость узлов проистекает не из их специфических черт, но из их способности к распределению информации. В этом смысле главные узлы – это не центральные узлы, а узлы переключения, следую­щие сетевой, а не командной логике.

Сети являются очень старой формой социальной организации, но в информационную эпоху они становятся информационными сетями, уси­ленными информационными технологиями. Сети имеют преимущество перед традиционными иерархически организованными морфологиче­скими связями. Кроме того, они наиболее подвижные и адаптивные фор­мы организации, способные развиваться вместе со своим окружением и эволюцией узлов, которые составляют сети.

Динамизм социальной структуры сетевого общества, его глобальный охват, обусловленный финансовыми рынками, военными технологиями, информационными потоками, делают сетевое общество расширяющейся системой, проникающей различными путями и с разной интенсивностью во все общества. Но именно эти различия исключительно важны, когда мы пытаемся понять реальные процессы жизни и смерти данной стран данное время. Какого рода сетевое общество перед нами? Каковы раз­личные формы проникновения сетевой логики в разные сферы социаль­ной, экономической и политической организации? Эти вопросы стано­вятся крайне важными для понимания новых реальностей, возникающих где-либо на рубеже веков. Сетевое общество – это не модель успеха со­временности; подчеркивает Кастельс, скорее это крайне общая характе­ристика возникающей социальной структуры. В свое время таковым бы­ло индустриальное общество .

Поскольку темпы установления информационного общества в раз­личных странах различны, а формы взаимодействия с ранее существо­вавшими социальными структурами разнообразны, анализ возможных состояний, подобный тому, который сделал Мигель Кастельс, может служить ключом к пониманию как стабильности, так и кризиса в совре­менном процессе социальных изменений.

Литература

1. Кастельс М. Информационная эпоха: экономика, общество, культура / Пер. с англ. под науч. ред. О. И. Шкаратана. М.: ГУ ВШЭ, 2000. 608 с.

2. Кастельс М. Становление общества сетевых структур // Новая постиндустриаль­ная волна на Западе. Антология / Под редакцией В. Л. Иноземцева. М.: Academia, 1999. 640 с.

3. Кастельс М., Киселева Э. Россия и сетевое общество // Россия в конце XX века: Тез. докл. Междунар. конф. М., 1998. C. 36–48

4. Путь в XXI век. Стратегические проблемы и перспективы российской экономики / Под ред. Д.С.Львова. М.: Дрофа, 1999. 456 c.

5. Materials for an Exploratory Theory of Network Society // The British Journal of Soci­ology. 2000. № 51. P. 5–14

Американский социолог испанского происхождения Мануэль Кастельс известен своей трилогией «Информационное общество: история, экономика, культура», впервые изданной в 1996 г. Эта книга раскрывает фундаментальный характер революции в сфере информационных технологий.

М. Кастельс повествует об информациональном обществе , настаивая на этом специфическом термине, чтобы показать решающее значение информации для всех социальных структур. В качестве основных структурных элементов любого общества рассматриваются производство, опыт (сфера тендерных отношений, организованных вокруг семьи) и власть.

М. Кастельс вводит понятие способов развития,подразумевая под этим технологические схемы, через которые труд воздействует на материал с целью создания продукта, определяя, в конечном счете, величину и качество экономического излишка. В отличие от аграрного и индустриального, специфическим для информационального способа развития является воздействие знания на само знание как главный источник производительности. Знания являются источником технологии, и в то же время технология позволяет совершенствовать процессы генерирования новых знаний и обработки информации.

Хотя технологии зарождаются в производственной сфере, они распространяются по всему множеству социальных отношений и социальных структур, пронизывая и модифицируя власть и человеческий опыт. Отсюда следует, что мы должны ожидать возникновения исторически новых форм социального взаимодействия, социального контроля и социальных изменений.

Сложившаяся в 1980-90-е гг. экономика нового типа именуется автором информациональной и глобальной. В рамках такой системы конкурентоспособность зависит от способности генерировать, обрабатывать и эффективно использовать информацию, основанную на знаниях. При этом глобальная экономика способна работать как единая система в режиме реального времени в масштабе всей планеты. По мнению М. Кастельса, революция в области информационных технологий создала основу глобализации экономики. Глобализация экономики подразумевает, что ВВП и занятость будут зависеть от глобального рынка больше, чем от внутренней экономической активности, причем главным фактором конкурентоспособности станет политика.

Одной из ключевых черт информационального общества М. Кастельс считает сетевую логику его базовой структуры. Возникновение нового общества сопровождается преобразованием общественных форм пространства и времени и возникновением новой культуры, охватывающей все сферы, от повседневности до мировой политики.

Если экспансия аграрных обществ выражается в захвате пространств, а индустриальных - в захвате материальных ресурсов, то наступление информационных обществ связано с навязыванием индентичности, которая понимается как способ конструирования смыслов, участвующих в процессе восприятия субъектом внешнего и внутреннего мира. М. Кастельс поднимает вопрос о судьбе индивида в сетевом обществе, делая особый акцент на последствиях исключения из глобализационных процессов больших общностей людей. Автор предостерегает, что в данном случае последует отказ исключенных членов общества от односторонней логики структурного господства, а в результате процесс обрыва связей станет взаимным и неуправляемым.

Хотя в указанной книге центральное место отводится рассмотрению макроэкономических процессов, автор не обходит стороной такой важный для нас момент, как развитие городов в информационную эпоху. «Глобальный город» рассматривается прежде всего как процесс, а не как место. В контексте сетевого общества процессы являют собой множество потоков,которые подчиняют своим задачам пространство взаимодействия.

Потоки трактуются как целенаправленные, повторяющиеся, программируемые последовательности обменов и взаимодействий между физически разъединенными позициями, которые занимают социальные акторы в экономических, политических и символических структурах общества.

М. Кастельс отмечает, что субъектами активности становятся не отдельные города, а крупные агломерации. Рост инфраструктуры позволяет снизить значение фактора территориальной близости, при этом основой социальных и экономических связей становятся коммуникативные сети.

Итак, М. Кастельс рассматривает социальные процессы в макромасштабе, не давая прямых рекомендаций относительно стратегического управления регионами и муниципалитетами. Тем не менее, его работа может быть полезной для локальных планировщиков на этапе поиска методологии стратегического планирования. В частности, следующие базовые аспекты:

1) даже на уровне отдельного региона или города необходимо изучить вопрос о возможностях и угрозах глобализации применительно к данной территории. При этом особый акцент должен быть на недопущении исключения территории из глобализационных процессов в целом либо отдельных категорий населения;

2) следует обратить внимание на необходимость целенаправленного формирования идентичности населения со своей территорией;

3) необходимо, по возможности, сделать процессы управления городом и жизнеобеспечения граждан максимально технологичными, что позволит не только сэкономить ресурсы, но и создать привлекательный образ субъекта управления;

4) желательно начинать формировать информационное общество снизу: уже на муниципальном уровне реализовывать стратегическую задачу инвестирования в человека путем опоры на качественное образование, социальное здоровье, инновационное предпринимательство и т.д.